Когда я живу сегодня, я надеюсь на то, что всё будет хорошо.
Когда я живу завтра, я думаю о том, как хорошо было вчера...

Может быть, стоит понять, что для меня хорошо?


Нежный полёт.

Никогда цветы не станут холодней,
От того, что ты их не сорвёшь.
Дождь рисует наготу людей,
Так, как хочет дождь.

Рвутся в клочья капли на зонтах
Наступает в тёмные ручьи
Женщина на тонких каблуках
Тенью от свечи.

Розами заснежена постель.
Жгу огонь. Твой голос – боль и  мёд.
Словно узник воли жду апрель.
Он спасёт.


***
Что-то неловкое в этой усталости было.
Девушка села на стул, опустила ладони вниз
К отражению солнца.
На досках отмытых от лабиринта шагов.
Что-то случайное в грусти без дна и основы.

***
Парус сжигал ощущение мёртвого.
Алая капля в море прозрачном и чёрном – абсидиант...
Парус ловил каждый вздох - день был ветреный - чутко.
Всё, что его ожидало - теряло неверия вялость.
Лучилось злобой ли, радостью.
Всё оживало.
Я знаю, когда руки тяжелыми стали.
Огонь паруса нити меж прошлым и девичьим телом сжигал.
Марионетка из царства озлобленных кукол
В себе обретала ребёнка.
Страшную сказку меняло реальности чудо.



Я закрываю лицо от слёз…



Танго

Вечер становится чёрным ночным туманом,
Вечер распускается, как чёрный цветок лотоса,
Прекрасный цветок, источающий аромат нежности и боли.
Вечер слизывает тень,
Вечер сосёт краски земли, как телёнок дьявольской коровы.
Вечер, которому тесно в своей оболочке
И он проникает в наши тела,
Возбуждённые красной водой и любовью.
Так начинается танго с судьбой.

Ну да…

Я не хочу, чтоб ты был предсказуем,
Я не могу быть только женщиной с тобой –
Царицей, ведьмой и проституткой,
Только не ангелом, только не им, не сейчас.
Мы толком не умеем танцевать
Но безоглядная музыка ночи (ночи уже)
Тихо дерзит нашим телам
Не слишком ловким, но уверенным
Они – здесь и сейчас абсолютно прекрасны,
Как безоглядная музыка жизни…


***

Небо – набухший сумраком плод.
Небо – гулкая мельница.
Не одолев притяжения звёзд
Снегом слегка задохнувшийся город
Ждёт волшебства.
Огонь нарастает.
Каждый фонарь – огненный столб.
Сумрачный плод небес созревает
И прорывается алым лучом.
Пыль перемолотых рек и морей
В жерле луча и зеркале улиц.
Тени ночные переливаются,
Словно люблённые ангелы кружатся.
Город во сне поднимается вверх,
Слушая звёзды единого рая.
Звёздное время вливается в вены,
Губы навстречу губам раскрывая.
Всё, что меня от любви отвлечёт
Будет пустым, пусть не бездарным.
Рай – это древо.
Мир – это плод.
Я благодарна.
Мы все – благодарны.


***
У моего любимого – голос Бога.
Ветки ломают ведьмы в ольховой роще.
Будет  гореть костёр, на котором подлунных
Жгли бы средь бела дня на дворцовой площади.

У моего любимого – голос тайны.
Веретено ночей на себя намотало
Нитями белыми девичье покрывало.
Голос твой грудь мою жарче рук ласкает.

У моего любимого – шёпот низкий.
Над головой хмельнее и ярче звёзды.
Буду тебе единственной, нежной, близкой,
Буду ловить сомненья твои и просьбы.

Ангел в твоих губах мне целует губы.
Ветер в твоих слезах мне тревожит сердце.
Косточкой виноградною спрятан месяц.
Ночи зимы идут на хмельную убыль.

У моего любимого – голос Бога.
Встреча омыта наша водою чистой.
От серебра нездешнего снег лучится.
Света стрела медового – до порога.



***
Кто сказал, что любовь
Та единственно ясная,
И драгоценная
Может делиться лишь на двоих?
Кто сказал, что нам должно
Любить одного,
И что третья вершина
Пронзает подземную твердь,
Глядя в ад? Словно смерч
Разрушая любовь?
Для чего ж мы настолько несхожи?
Как след от руки
На оконном стекле,
Словно инеем души примёрзших метелей
С обомлевшей его стороны?

Смерть сомнений
Когда прозревает душа
На рождение веры похожа.

***
Любовь к тебе прокрадывается в меня. Она не рвёт плащёвку моих сомнений, в которую я завернулась от солнца, она словно тень золотистого цвета проступает сквозь твои глаза и становится частью меня, подражая слепым колебаниям сердца. Я наполнена горячим шоколадом до горечи сладким. Но в горечи этой не стоит искать ни тайных измен, ни разлуки:
она изначальна – в такую любовь верят.

***
Любовь к нему. Любовь к нему похожа на рожденье. Я вижу свет в конце тоннеля, я хочу туда попасть, но боюсь пойти на этот свет. Я лечу к нему внутри себя. Я становлюсь красивой, как небо в лесу, где я целовалась с любимым мужчиной. Я целовала любимые губы. Впервые – любимые губы. Трава была спелой. На небе много ангелов небесных. А сок поцелуев – тем самым…
Я не знаю, что с ним делать. Я его до паники боюсь. Я знаю, что он никуда не исчезнет. Как свет в конце тоннеля. Но тоннель бессознательно страшен. 
А любовь опасно идеальна.


***

Боль ушла куда-то в потолок
Сквозь песок просыпанным печеньем.
Приживалкой дряхлой уходила,
Сдержанно откланявшись.
Прости,
Не введи меня во искушенье.
Быть с тобой
Не значит быть живой.


***
Господи, я ссорилась с тобой.
Господи, теперь мне просто стыдно,
Но зато я знаю почему,
Мы низвергаем созданных кумиров.
Это, как кошка, согревшаяся на коленях.
И ставшая почти собакой.
Хвост начинает вилять,
Когти и зубы вонзаются в руку,
И хряпнувший крови вампир
Убегает с подвыванием на кухню.
Инстинкт границы –
Я твоё и я – Кошка.

Вы можете рвать блузки,
На телах и выжигать автографы
На душах, но в какой то момент
Вы завернёте рыбу в журнал с любимым
Лицом и с наслаждением прочтёте
О вставных зубах и зоофилических
Наклонностях своего божества.
Ничего ужасного не будет
Просто подбитое божество
Не сможет быть идолом больше.

А кошка вернётся на те же колени.

Господи, ты не кумир, Ты мой Бог.
И ты нуждаешься в вере,
Поскольку мир тобою сотворённый
Может остаться вовсе без жизни.

Эта порча лечится любовью.
Этой верою спасается любовь.

«Поскольку мир тобою сотворённый».

Как будто мир – кумир твой, Бог…


***
Серебро зелёных яблок.

рассыпавшихся по голой земле
Влажной от просочившихся
Соков
Набухшей
Бутонами будущих роз



*** 
От Меня отступало моё ощущение жизни
И глаза примеряли привычное миру лицу
Налетевшее тявканье соком прикованных листьев
Гладкомордых, от зноя хранящих, желтеющих псов.

Из меня вынимали мои бессловесные тайны,
Только если случайно смогу я себя уберечь
Охлаждённые дни провожают серебряных чаек,
Замерзающих сахаром в яблоках сорванных встреч.


***
Слышу красоту, как оправданье


***
Вишни вдавленных фар.
В чёрную слякоть ночи.
Протуберанцы витрин.
В глазах моих карнавал слов
И соблазн многоточий.
Я - бесприютный поэт.
Я - беспризорное чудо
В мире, который не будет
Если любви в нём нет.

***
Я обретаю вкус крови и мела.
Всё, что во мне не грешит постоянством.
По чёрному морю волочится небо.
Сквозь небо по волнам гуляют паяцы.
Я выживаю, где бы я не был,
Пока отсечённому солнцу бесслёзно
Молятся сонные сильные люди
О том, чтобы высохла утром трава
На чёрной вселенной земли.

И я молюсь тоже.




Может быть, если я буду более честен, я буду менее несчастлив.


АНГЕЛ АНТИГОНЫ

Когда от слёз не слышно солнца, нам остаётся тишина,
И родов нет, но глубиною склепа
Воняет зев загнившего колодца.
Когда над озером бормочут тени Леты
И рвали б в клочья скудную луну,
Но ветер руки рвёт. И тучи, тучи…
Когда я перестала ощущать,
Угадывать движение светил,
И благодать покинула меня уверенности
В том, что не напрасно я жизнь почти порыву
Подарила, когда ничто не виделось так ясно,
Как смерть. Возможно, сердце преломило
Проклятие безумного отца.
Возможно, я надежду отпустила
И плоть свою надежда обрела. 
Он был похож на то, что называют
Невидимого света естеством,
Он был не человеком - существом,
Он был не богом. Он был чем-то лучшим.
Он был моим лицом, что изнутри
На лихорадку времени смотрело.

Как странно, у тепла нет наготы
И нет чего-то вечного у тела,
Когда оно замкнётся на себе.
Он сердце выводил за круг страданья
Он дал смертельной жертве осознанье
Что в жизни есть особое тепло,
Которого лишиться - смерти хуже.
Что движет нашей сущностью.
Любовь лишь.



Выбор. Мы часто себя помешаем в тюрьму. Потому что при условии свободы выбор может быть сделан в пользу того, что привычнее телу. От моря к морю через пустыню тащат гребцы громоздкий корабль. Им тяжело, но каждый понимает, что этот путь - единственный. Мы часто волочим свой неведомый корабль и сетуем - хрустят, немеют плечи. И мы твердим, что крест мы свой несём. Но нет, лишь то, с чем море нам подвластно.
А выбор, он коварнее руки ревнующего друга. Мотыльками ложится слой осыпанных белил и ничего не свято меж ножами, которые бес ревности скрестил. И тянет влагу длинный хоботок, когда на ком-то можем отыграться. Кость зависти и дьявол провокаций
и белый свет, как харя лицедея налившегося брагой в кабаке. Нет смысла в обожжённом мотыльке, нет тайны в искажённой перспективе и красоты во лжи.   
О как же ты невольна, Антигона.



Джордано. Угрюмо вытряхивая пепел из складок одежды

Кого всего привычней убивать вам. Того, кто вас привычного лишает. Была нужда. Незыблемое солнце траву, тела и души поднимает и не способна косность помешать солярному сплетению планет. И безразлично Солнцу есть иль нет в учёных головах весёлый хлам, я разум подарить готов богам, за снисходительность к животному желанью безмолвные кровавить алтари, любовь-суму в чужой крови купая. Джордано, трудно было вам солгать?
Но жить во лжи - сгорать неторопливо.


Жанна. Держит в руках плетеную клетку с птичкой.

На ветке - может сыч тебя сожрать. Ты птичка глупая, весёлая томись, но ты живи, влюблённых не минуя… На ветках светлячок ночной витраж, тебе не знать, как солнце преломляет цветы росой, размытой на лугах, пускай луною горлышко трепещет. Но ты за гранью ночи засыпай. Там, в череде кочующих светил, иначе всё, и голос твой волшебный не будет мил в словесном серебре. Он вдохновит, но после будет выжжен. За гранью ночи искренность ущербна кумиров яростью...


Чернильница, напуганная ветром, он попытался выплеснуть обратно любовный эликсир, которым ты, рукой, не слишком щедрой, утолить сумеешь жажду многих. Вкус лучей вплетённых в каждый вздох земли поблёкшей похож на леденец. Танцует лошадь на привязи у сна, разноязыко молчит ручей. Уста, что попросили воды в жару, болтливо помнит он. И дразнит небо, хором откровенным. Ах, Лорка, драгоценный Федерико. Ну как же так, зачем войне безрожей позволить семь разбить твоих сердец. А одного ведь было бы не слишком…



Покоя выбор, выбор совершенства. Движения, в котором так легко себя, теряя, снова обретать. Луна лучами тянет лотос белый туда, где он погибнет, но луна убеждена, что рядом с ней любое создание - счастливейшее.
Наш выбор - только внутренняя тема. Остаться без которой - невозможно. 
Как невозможно жизнь свою не слышать. 


***
Остановка. Полночь через час. Я жду свой автобус. Мне плохо, холодно и больно. Холодно телу, больно душе... Я вижу, как дождь становится лужей, а лужа лежит на мокром асфальте, потрескивая искрами дождя. Я вдыхаю свежесть и прохладу, как красоту, невольно.
Я счастлива. Как-то на ощупь…


***
Я слушаю дождь, я чувствую дождь.


***
Иногда мы глухи, как дети, иногда о чём-то говорим, но видим при этом, как костёр смотрит, алым, бегающим взглядом, сквозь веко не прогоревших полешек. В нас столько косности и столько вторичного хлама, столько мёртвых подражательных ужимок. И столько весёлых трамплинов. Всё это мы

***
Первая любовь. Не та, что впервые, а та, что делает тебя реальным.

***
Любовь - это событие? Тайна, это событие? Таинство любви. Таинство события. Любая встреча, как-то нас меняет. Да, я хочу рождаться много раз.


***
Если верить - зачавшая мир красота не может бездейственной быть. То, что рождает одно для другого - машина из плоти, пусть плоть та - металл или сущность, способная плакать. И тень грязновато-медового цвета из высохших стеблей бывших цветами. И чёрная тень на сером асфальте. И влажный фитиль твой во мне разбудивший весёлый огонь. Если видишь, как тень защищает от солнца в безоблачный полдень. Если верить, что тень ограждает от пекла прорвавших эмоций. Если всё понимаешь на уровне сердца и выше… Значит кто-то неведомо-нежный владеет тобой.


***
Колокол будит бегущее сердце борьбой рукопашной. Звук-океан. Многовёслельность плавных ударов.  Сердце плывёт в лабиринтах ударов. Качели… Сердце взлетает, роняя намокшие перья. 
Время моё, отчего, ты не ценишь себя?

На междуречье твоя перевёрнута лодка.

***
Разорви меня на сотню белых чаек. Громом приоткрой мои глаза, от молнии зажмуренные. Я перестану приносить ранимость в жертву. Я не буду убеждать тех, кто близко в том, что я невинна. Я виновата, в том, что испугалась. Но жизнь безжизненна, когда мороз и зной не радуют, не злят. Когда ты кутаешься в тканный мягкий кокон… И лёгкость перемены - потрясенье.

***
Ведь больше ничего. Одна она
Обиженная нашим невниманьем
Дошедшими до грани полусна
Неверящим в реальность нестраданья
Ведь больше никого. Она одна
Сквозь маски ритуальные глядит.
И кормит сердце с розовой ладони


Земляные звёзды.

…хочу. Я хочу, чтобы кровь медленно вытекала из разреза на руке, пока я буду так же медленно пить «Кагор». Потому что душа моя разбилась как бутылка. Я шевелюсь, а осколки ранят сами себя. Но у меня закончилось вино. В моем кувшине нет больше вина, соблазняющего истину. Я не знаю ни одной книжки, фильма, спектакля, в котором зрители остались бы довольными финалом без любви. Конец войны? Беспрецендентная прекрасность. Но ощутить её может лишь тот, кто пережил саму войну – со всей её грязью, смешанной с кровью, поливающую эту грязь, как из сатанинского рога изобилия. Война, кошмарный сон Бога. Но она не трогает не причастных. Законченный шедевр? Найденный клад? Карьера? Нет. Только вечная любовь. Тогда почему в реальности эту любовь унижают так, как при всей изощрённости презрения не способны унизить женщину, торгующую телом. Почему, когда посещает любовь, то по-хозяйски, на правах законных жен здесь остаются карьера, прибыль. Между тем, как она желанная и прекрасная, единственно придающая смысл нашему невнятному существованию оттирается лакеями за дверь?

А чего вы тут все делаете-то, а?

Ещё проще. На уровне сновидений душа лишь подлетает, стряхнув с коготков серый песок, она лишь подлетает на размотавшейся цепочке, подлетает внутри каждого из вас, но это мало что меняет. Это не меняет ничего. Искусство не способно распрямить кривую перспективу ваших устремлений. Небесная гармония в хрустальном созвучии сфер или истина выраженная на сцене но от которой, из маленькой ранки в вашей душе ваше платье, машина, постель будут залиты кровью лечат от тщетного лишь до того, пока о себе не напомнит земное, вопящее о еде и равновесии. От притяжения грешной земли. Главный грех на которой – боязнь. Нежелание жить здесь и сейчас. Так забавно… Вы просите о великой любви, как просили о спасителе иудеи, лишь для того, чтоб распять её, правда? И написать потом об этом пьесу. Как всё бессмысленно, а? Как же нам не умирать и быть счастливыми, уродцы?   

Ведь только теми, кто владеет любовью, смерть не владеет совсем.

И нечего высасывать грозу из пальца. 





***
Глубина отравленной сирени,
Поцелуи заспанных богов.
Ты стоишь смиренно на коленях
Слушая дыхание шагов.

Я застыну в комнате лукавой,
Полной нереальной темноты.
Мы с тобой отчаянно не правы.
Мы с тобою – грешные цветы.

Только это нежное бесстыдство,
Полная бесстыдства благодать
Смотрит с бесконечным любопытством
Как ты начинаешь целовать

Губы, мой живот, мои колени,
Розу, затенённую травой,
И восторг подкрашивают тени,
Тех, кто не с тобой и не со мной.

И клубком запутанные стебли,
Оживают в бьющихся телах,
Мне желанней быть любимой всеми,
Чем любить в слезах.



***
В рюмке тело
Свечки, наполнившей рюмку
Словно бы младенец колыбель,
Повторяя телом форму колыбели.
До этого свечка горела
Над вставшей на якорь постелью
Долго дрейфовавшей в наших душах.
Свечка горела твёрдо и сладко,
Как ты.


***
Она не будет на крови
Любовь двоих.
Она так нежно прикоснётся к нашим крыльям.
На этот раз она не будет тяжела,
Как уголь нет,
Она растопит в ветках солнце
И в зелени костров
Мы будем тихо укрыты
От наёмников разлуки…


***
Зажжённый прожектор похож на луну
Пьющую снег
Эта луна запрокинула голову вверх
Чтобы сердце,
Не согретое любовью
Не замёрзло окончательно,
Как горло
Синего прожектора-луны,
Бьющего навстречу снегу светом.



Луна обживает в душе моей пропасть,
Она не корабль, не ищет причала
И пропасть без дна – это пристань луны.


Я верю в вечную любовь. Бог есть любовь. Любовь есть бог. Бог вечен.

***
Расскажи мне полноту моих ошибок
На том совпавшем с ударом сердца
Вселенной моменте, когда
Страсть твоя и страх обрести несвободу
Уткнулись в ложбинку
Меж левой и правой грудью моей –
Молочно-медовых – правой и левой,
Сжавшихся от наслажденья.

Я мысленно вас оттолкнула.
Расквитавшись с доверчивым – ты.

Чтобы утром третьего дня застонать от
Случайной тоски по земному блаженству,
Не дочерпанному в этом танце
Под нравственный скрежет души.

Не тебе я верность хотела хранить…

Но во мне словно тысячи женщин,
Ищут любимых мужчин:
Я ни как не могу осознать,
Кто – единственный…

И зелёный фонарик в руке моей детской
Наливается кровью бескровной,
Словно глаза осуждающих близких,
Ищущих камни в сумчатых душах.
Понимаешь, так трудно навеки любить…

В поисках вечной любви
Я пока только жизнь обретаю.
Вечную… 




***
…И ненависть – заразное безумье
Костяшки душ на леску насадила,
На кулаке, что чётки, что кистень
у ненависти.
Солнечные груди
Льют вязкий жар.
На ринге бесов люди друг друга бьют.
Размазанный костёр
Из давленной хурмы, клубники, крови.
Не больше коробка бежит под кровлей
паук.
Напоминая паука в руинах рынка
Выглянет химера.
Почешет спину, лапки и живот,
Сглотнёт слюну, заканчивая спор.


***
Мой мозг изнемогает от любви,
Но он не знает, как пробить слепую стену
Завистливой судьбы, себя яви
В обличьи дьявола,
Обличьи паука,
Плетущего убийственную нежность,
Моя судьба почувствует подмену,
И каплей-бабочкой полуживой
Твой голод мне не утолить.
И ветром южным не освободить
Из девственной скалы
Груди и рта, раскрытого для поцелуя,
Я скалой могу остаться для тебя,
Судьбе потворствуя вслепую.

Убийство Бога – так, как мы, любить.


***
Пусть облака молитву мне прочтут,
И снег посыплет, будто зёрна риса,
Виски священным светом обжигая,
Я смерти голос в жертву принесу,
На девять дней язык теряя.
Пусть плавит боль хрипящий горн,
Пусть слёзы льются, как по лику,
Но только чтобы детским криком
И нежностью твоей был полон дом…



Жемчуг – к слезам, потому что к чему ещё может быть перламутровое чудо, созданное ценой желания освободиться от боли?


***
Расставанье стало вьюгой –
Кровь, песок…
Песчинки слов
Сердце бедное кололи
Словно нож багровый лёд.


Сердце ласковым моллюском
Оборачивало боль
В белый кокон перламутра
Горсть полна была под утро
Но мертва была любовь.
Воскрешённые друг другом
Мы не знали, что потом…



***
Даже если вижу я во сне звезду,
Ту, что падает в траву с небес хвалёных
Я загадываю вечное желанье
Быть с тобой в невянущей траве
Быть в звезду морскую превращённой
Под скользящим тёплым поцелуем
И смотреть, как вспыхивают звёзды
Радужным венцом на голове
Неба…
Лишь тебя желая.



***
От неги желания мысли становятся глуше,
Мой сахарный Будда, танцует меня обнимая.
Сквозь тонкие алые шторы
На землю обрушен
заснеженный вопль богини
настигнутой богом
и женщиной ставшей так просто…
Я не понимаю, что смеет тебе помешать?!!


***
Ты переплавил в сон небытиё.
Я стала тенью мудрости несметной,
Страницы книг слезами напоившей.

Мой храм стоит с потёртыми стенами
И всё внутри так сумрачно мне, но
Не знаю, что прекрасен образ храма по-прежнему.

***
Закон предотвращения любви.
Он главный.
Отбор естественный
В крови.
Надсадно
Орёт победная труба,
Рожая.
Кровь нарисует рукава
Чужая.
Ведь можно тщетным
Пренебречь.
Ведь можно.
Не будет время ложью течь
Безбожно.
И против низости времён
Скитаясь,
К дыханью тех, кто побеждён
Склоняясь.
Я слышу, что есть благодать,
Я знаю.
Мы, только пробуя летать,
Летаем?

***
Я приняла тебя как, божий дар,
Но дар до слёз похож на испытанье.

В густом и сладком лунном молоке
Душа моя в тебя переплывает,
Пока твоя, покинув сонный храм,
Меня разыскивая спящую, пустую.
Не удивляйся, если ты найдёшь,
В себе в разгуле дня воспоминанья
О том, что ты почувствовать не мог.
Они не лживы, мир на сон похож
Лишь тем, что сон нас истиной тревожит.



Девушка сидит в кресле и шепчет, заклиная не бросать трубку.

«Поцелуй свою обиду в губы и верни мне этот поцелуй. Я отберу у губ твоих горечь, как пчёлка обирает мёд цветочный. Обида на губах твоих не горче. Так поцелуй свою обиду в губы и ощути, о, как она невинна. Не привкус крови, не животность желчи, нет просто глупость, мотылёк-воровка, отвлёкший взгляд растерянный от звёзд. Он мёртвый, потускневший и ненужный наутро станет прахом полуночным. А звёзды…»


Скалы. Монолог.

Такая тихая и странная усталость. Завтра я буду обязан с ней распрощаться. И сомнения здесь не при чём. И надежды. Она сама так решила. И я – покорнейший палач. И я её отчаянная прихоть, лишённая выбора прихоть. Таких, как она не возможно ни в чём убеждать. Им интересно или нет. В этом красивом, в этом лишённом глупости существе есть только убеждённость. И любовь. И любовь…

Черная тягость овладевает сердцем моим. Так нечаянно ставшим страшно уставшим.
Я без… Без остановки гоним. Самим собою. Ветер… шепчет своё – «аллилуйя». Тучи сошлись в рукопашной. Марево. Зарево… Ночь нелюдима. Серыми лёгкими пробую дым. Напоминающий… Облако дыма – ртутью по лёгким. Недостижимо всё?


Монолог

Тело моё научилось вчера говорить. Оно улыбалось тысячью сочных улыбок. Там, где касались руки твои – улыбалось. Тело моё вчера научилось смеяться. И не бояться.



***
Как молоко разливается
Ночь.
В тёплом тумане прикосновений
Сердце моё забавляется
Болью играя, как бантик
Котёнком
И я не боюсь, что забава
Окажется жуткой.
Ты меня любишь
И ревности нож
Чёрное платье моё разрезает
Ты меня любишь
И нежно берёшь
И стихи мои, боже мой
Ложь это.


От тоски пересохшего звука рождается тема недосказанных слов, многоточий нанизанных на острие псевдовечности, слёзы от счастья и муки свежевыжаты мимо улыбок дежурной беспечности, боже, как играет огонь под смолой не истекшей желанием кожи между губ или бёдер не всё ли равно и зажатых зубами безвкусных свечей, и колотится содранный с неба продрогший ветер в окна любви обессилевшей после тоски неистекшего кровью экстаза…



***
…От нежности мятной твоей,
Смятыми листьями пьющей низины апреля.
В пол оборота к луне ты меня окликаешь.
В голосе бережном образы перетекают
С ветки на ветку,
Карабкаясь сквозь облака.
Каплями мятной луны
Пробуждается чудо.
Нежность твоя не находит во мне утоленья...


***
А грудь её была, как мармелад,
Наполненный тягучим апельсином,
А губы – похитительницы сливок
Из пленных недр, не знавших столько солнца
До этих губ.
Она была, как пригоршня воды
В ладонях липких
от липовой смолы.
Она была
такой реальной и такой неясной,
Она была безоблачно прекрасной,
Когда, раскрыв окно, его ждала,
Ни от чего не смея омрачаться.

***
Всё, что было между раем и ступенькой в хмурое небо, всё, что играло в моих окрепших руках бриллиантом, и пело птицей на тысячах звёзд, отзываясь в таком неуклюжем пространстве и ложилось на чёрный погост имя, род и волю свою забывая, всё, что было во мне медовым и нежным, всё, что огнём и спиртом текло, всё, что от смерти меня отвлекало – всё это в  одно мгновенье взошло и в одночасье любовью стало, и ради неё от себя отреклось.




***
Чистые пруды.
Трамвай-гильотина.
Вечер.
Фонтан водяного огня,
словно взметнулась душа Иоанна
слепком в крови
лишившейся тела…
Струи фонтана с алой подсветкой.

Лебеди, для услады прохожих –
словно бы жаркое для души.

Рвано, красиво, вечно, беспомощно.

Пиво. «Мартини».
Кумарит сентябрь.

От несуществующего неба
тянет свежестью
облачной.
Точек не будет,
если без горечи.

Ты на скамейке…

Свет на губах.


***
Ты проглотил моё сердце.
И теперь оно стучит в тебе,
Словно мина замедленного действия.
Когда-нибудь ты вернёшься ко мне.
Но ты вернёшься в пустоту.
Ты будешь слышать мир моим сердцем
В одиночестве
От которого ты можешь разорваться.
Со мной случится новое чудо.

***
За окнами идёт снег. Словно боги бьются на подушках. Снежные хлопья похожи на перья. На которых, набитых в подушки, языческие боги спали вечность. А тут решили побуянить. Солнышко показалось… Дождь, перемешанный с солнцем, зовётся грибным. Снег вместе с солнцем – подснежным. Наверное, так. Потому что время для подснежников пришло. Я несколько лет назад узнала, что подснежники – это не жёлтые бархатные цветы, которые появляются на свет божий в корзинках торговок где-то в апреле, а такие маленькие, похожие на ландыши, если для каждого бутона подобрать отдельный стебель. Как хорошо…
Я скучаю по тебе…


***
Сегодня мне снилась провинция.
Сонные краски улиц.
Странное подражанье тому,
Что зовётся столицей.

Сегодня мне снилось земное
Небо в пупырышках снега.
Боже, какая нега –
Воспоминанья о доме.

Сегодня мне снилась площадь –
Подставка для монумента.
Колокол звал ко всенощной,
Как лошадей извозчик.

Господи, где моя родина,
Где в меня будут верить?
Я ухожу на ощупь,
Не запирая двери.

Волком – на запах свободы.


***
Платье красное в сумерках станет
Чёрной каплей свернувшейся крови.
Искра божья скользнёт по металлу
И лениво разбудит свечу.
Я тобой наслаждаться устала,
Но любовь не становится болью.
Я вольна была, получая,
Что желаю, не слишком хочу.

Если ветер останется ветром,
Если бронзой осыпалось небо,
Если вкус подгоревшего хлеба
Словно сказочный вкус бытия.
Если тени разбитой горсти из монет
Возвращают к ночлегу.
И слюна твоя – снег и халва
Значит было иначе нельзя.

Я тобой наслаждаюсь свободно,
Я тобой наслаждаюсь украдкой,
Куртизанкой, невестой, воровкой
И женой, если Бог приведёт.
А над нами небесный портал.
Звёзды, ангелы – жмурки да прятки.
А под нами земля да земля
И тяжёлая поступь забот.

Никогда не о чём не жалея,
Никогда ничего не теряя,
Я стараюсь в земную любовь
До последнего сердце излить.
Я хочу, чтоб любимый мой был
Счастлив так, как создатель желает
Если рядом остаться смогу,
Я иного не стану просить.


ОБРАТНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Меня запорошил осенний сумрак…
Слетела яблоком луна с еловых плеч…
Мой жаворонок солнца, ты безумный,
Когда зовешь меня в горнило встреч.

Я пробую себя на страх и веру,
На резкость и не важный мне почёт.
Я оставляю ночи полумеру.
Мой день, меняя шаг, ломает ход.


***
В огромных и чёрных глазах абрикосовой ночи
Танцуют фантазии, перегрызая уздечки.
А я, сохраняя в карманах тепло междустрочий,
Пытаюсь в себе сохранить золотую беспечность.

О, травы, о зелень, о, осень, о, ранняя мгла.
О, то, что зовётся вином в огранённой оправе.
О, та, что со мной так не долго и страстно была,
О, жизнь моя, полная вещих мечтаний о славе.

Ничто не даётся мне легче, чем чья-то душа,
Ничто мне беднее не кажется собственной дури.
Я жизнь раздарил до последнего, злого гроша,
Я смерть растворил в золотистой блуждающей буре.



***
Я нектар добываю в размытых соцветьях души.
Ты мне что-то сквозь музыку тихую напоминаешь.
Мы с тобою на уровни мысли друг с другом грешим,
Только, как это сделать грехом настоящим, не знаем.

Я боюсь напугать ожидание новой мечты.
Я не знаю, зачем я дана тебе Господом богом.
За дверями столичной харчевни - разбитый кувшин.
Слишком близко реальная женщина и недотрога.


БЛУДНЫЙ СЫН (Вийон)

Я оступаюсь в неводе дорог,
Купаюсь в облетевшей чешуе.
Мне тень зимы привиделась в ручье
И освистал тоску мою сурок.

Гитары щит хранит от немоты.
Измятый плащ - то ветер, то ночлег.
Искажены небесные черты,
Тепло мое окуривает снег.

Я никому не пробовал пенять
На то, что объяснять не хватит сил.
Я мало, что сумел бы не понять.
Я лишь дорог у Господа.

А он дарил мне светопись любви,
А он дарил мне пыль в глазах чужих.
Молитва заговаривала жизнь,
Когда вином хрипели соловьи.

Я - Франсуа, я блудный сын потерь,
Я - тёмная и светлая игра,
Сестра моя - дождливая метель.
Любимая - с которой до утра.





Целитель:
В слезах таится сладкой жалости так много
Как бы тщеславия в созвучиях поэта
И твёрдой веры, что он вырядился в бога.

Не плачьте, вы здесь не для этого.
Без меры не жалуйтесь.
Ловушка есть в слезах.
Во сне, в изменах, сливочном печенье.
Вы боль теряете, но вязнете в забвенье,
Как бабочка в древесных кружевах.

Кто вас обидел? Кто? Отец, мужчина,
Сестра ревнивая, пустая мать, кто?
Вы
не там где нужно ищете причину
Вы – больше, чем приплод пустой молвы.

Смотрите, солнце встало, но темно вам?
Разгонит ветер тучи с полуслова
Скажите лишь ему, и солнце снова
Не даст твоим глаза увидеть тьму.

Ты мне не веришь?

Героиня:
Нет, волшебник. Нет.

Твой кошелёк красиво рассуждает
Но ощущенье мира грубо тает
Как только понимаешь, что к чему.
Влюблённый принц, с охоты возвратившись
Бросает дичь к возлюбленным ногам
А где-то там, тот, кто остался дичью.
Голубка, лебедь, горлица, гиена,
Неблагородная, но преданная жизнь,
Которая не прячет боль во лжи,
Когда приходит бог и умерщвляет
Её любовь.


Целитель:
Так слабость рассуждает.

Героиня:
Не слышно скрипок в звоне топоров.
Без топора нельзя услышать скрипки.
Наш мир произошёл из-за ошибки?
Мы все обречены? Наш мир таков,
Что плющ подземный, небо зацепивший
И вьётся по ступеням из голов.

Целитель:
Метафора хромает… но живая.

Героиня:
Я заметила странную вещь. Люди живут здесь и сейчас, только когда им очень страшно или больно. Физически больно. У меня берут из пальца кровь. Укол, я зажмурилась, кровь на стёклышке. Здесь и сейчас.
Или когда нам очень хорошо. Я занимаюсь любовью с новым мужчиной. Мы пробуем разные позы, мы узнаём вкус друг друга, ищем скорость, ритм, глубину… вот, здесь и сейчас. Пусть на каплю, но, боже, подольше. Что же мы делаем всё остальное время?
Перебираем старые игрушки. Мечтаем о новых?

А сейчас я вас запутаю совсем. Вам неприятно, когда при вас говорят, о том, как кому-то сделали больно. Неприятно, не то слово, потому, что эту боль вы ощущаете своей. Вы покупаете хлеб в магазине, не зная, кто его готовил, и что там намешано. Вы ложитесь к хирургу под нож, будучи с ним знакомы мгновенья. Порой. Я хотела бы чтобы мне доверяли, как хлебу.


А может быть дело только в том, что боги не понимают наших страданий. Может быть они считают их пустыми. И главное для них- как раз разрушить земную любовь. Потому что она мешают постижению совершенства. Мешает стать подобными ангелам небесным, как мы и замышлялись. Ведь не было сказано – любите друг друга. Было сказано – плодитесь и размножайтесь. Чего ж мы хотим. Я молюсь тебе, Бог. Ведь ты есть – любовь. Я не хочу с тобою враждовать, сказав – любовь есть бог.


***
Что нас так уничтожает?
Что за полные тьмы и ила монстры?
Загоняя обратно которых, мы
Глотаем плётки из коньяка?
Почему мы выбираем тех себе
Мужчин и женщин, которые не наши
Нет? Мы живём с ними, словно
Вдыхаем отраву, только бы не жить.
Совсем. Почему мы себе запрещаем
Любить прикрываясь ветошью
Из чувства долга?
А на самом то деле дрожим –
Безобразные, голые.
Не безобразные, нет, несчастные.
А потому безобразные всё же.
На безвоздушном безветрии,
Жизнь предавая случайным
Потерям, отказываясь
От радостей предначертанных,
А?

Я люблю, отказываясь от смерти.
Потому что она от растерянности
Вовсе не от любви.

Но неужели наши монстры – это мы?

Я хочу убить своих драконов,
Самых нежных и благодарных,
Впитанных с молоком матери.

Именно с ним.
О, дьявол, растение бога…

Сама фраза – каждый несёт свой крест, звучит странно. Разве беда Иисуса была в том, что он тащил на Голгофу какую-то тяжесть? Ничуть. Он не был Сизифом, хотя, возможно, участь Сизифа пред его испытанием могла бы на миг прельстить его больше, если бы что-то он знал о Сизифе. Но дело не в этом. А в том, что у каждого свой крест, свои гвозди и пара часов, безумной боли и позора под небом без бога. И в том, что личный смысл распятия не в искуплении чьих-то грехов и диком сценарии Неба, а в воскрешении. Всё.


***
Летая в радуге, я городом дышала,
Не замечая чем наполнен воздух,
Калейдоскоп тумана и извёстки.
Молитвы и кальянного дурмана.

От яблока протёртого, от сока,
И от сугроба, сжатого следами,
От слабости, отысканной слезами,
На свет рождёнными внезапно и жестоко.

Дышала кровью, завистью и смертью,
Дышала неумением ответить.
И над землёй душа вязала петли
И тело не желало в это верить.

Любило, билось и желало вечность.
Тихонько рассыпалось в оправданьях,
Мешая выбор собственный и грешность,
Переживая разочарованья.

Душа моя не верила предметам,
Искала в отвращении надежду,
Писала осторожные сонеты,
Отыскивала. Боже, всё едино…


Проблеск мысли.

Пусть лучше так,
Пусть слякотью кровавой
Испачкать губы, добывая воду
Из уксуса: пусть рвётся в клочья
Век, в котором время делится на
Шесть, не замыкая старость воскрешеньем.
Пусть лучше так, чем попусту…



Ведь если цветок поливаю я чистой водой, ведь если дарю ему тёпло-не-жаркое солнце, и музыку нежную для существа без эмоций, без мыслей, растущего сквозь ворожбу ощущений, то солнце ль ему ненавидеть, иль воду ему не любить или звуки волшебные? Он же не сможет…
***
По городу идёт снег. Он идёт как живое существо, заглядывая в лица, помогая пролиться слезам, делая фигуры прохожих более выразительными более пластичными. И лица, они кажутся то постаревшими небезнадёжно от сиюминутных мыслей, то юными и живыми.
Мы видим этот мир глазами снега. И в этом мире становится важным лишь то, что может быть живым иль не живым. Очеловечено, но без претензий, он смотрит на главное, что ли.
И красивости – как мёд или масло, как необходимая приправа. Но не больше, не больше…



***

Если зажечь свет в коридоре и комнатах
Ночь станет белой
Или цветной
В зависимости от цвета торшера
При полной луне.
Комната выльется
И раздвоится,
Перерождаясь на глади стекла
Словно метафора
Светлой природы ночи.

Эта зима
Кажется плёнкой
Острой и тонкой,
Перемоловшей опавшие листья.
Прошлое здесь
И так ненавистно.
И очень не хочется
Рвать по живому.
Но внутренний мир
Бесконечно устал от штампа крыла.

В сером дожде дымчатый ветер,
Воспоминания о сигаретах,
Выстлавших бархатным соком стакан.
Снег порождает северный…
Вяжут между сезонами петли
Голуби в клеточку.
Ночь
И лоснится белое олово
Звёзд,
И ложится чёрное золото
Слов,
И в тебе отражается дьявол,
Вспомнивший, что он не бог.



***
Дело вовсе не в том,
Что Икар пережёг себе крылья,
Дело в том, что он понял,
Разорванность мира
И больше не смог смотреть на него
Глазами ребёнка –
Всего ничего.
Богу, кем не был он, не до того.
Он ведь когда-то предупреждал.
Дело в том, что Икар
Не сомневался в цельности мира,
А мир показал своё естество
Далёкое от полёта.
Всего ничего.
Но. Как бы сказать почестней и точнее,
Мир – это сердце глазами людей.
И мир твой – лишь сердце
Сожжённое или согретое миром


***
В очернённых (есть и лиловые тучи)
Тучах, чернее сахарной сливы
Легко гадать на небесные ливни (но предугадать не так-то просто).
В голосе, от переливчатой музыки чистом
Тянутся змеи по голым щекам полуночной пустыни.
Я от себя в ужасе тихом
И в диком восторге
Похожем на рыки довольного льва.

Но. В этом таком кропотливом безумье
Оставаться собой, не претендуя
На небо и солнце, лишь на кусочек
Того и другого (о, бедное небо, о, бедное солнце),
Не слишком реальности сопротивляясь,
Я от судьбы своей ровно на шаг.

Розовый лотос укроет от времени
Губ пересохшее прикосновенье
Будды к ночным лепесткам.
Губы любимой, ангел кромешный
В лоне любимой в голоде спешном
Перья теряет в грешных цветах.

Кровь на бескрайнем плаще Дон Жуана,
Бёдра и груди в колотых ранах
Девственниц и неуклюжих мужей
(Я не об этом, причём здесь…).
Но чей голос от этой весны не сорвётся.
Даром одна глупость даётся,
Полная необъяснимых значений.
Шаг до судьбы, равный вечности. С ней.



***
Во мне рассыпается золотом космос,
Когда я тихонько к тебе прикасаюсь,
Улыбкой, глазами, когда я играю
На рубчатых струнах в отсутствии солнца.

Эта дорога лежит подо льдом
В следах от пчелиного мёда и яда.
Эта дорога граничит с крестом,
Увитого красной лозой винограда.
Эта дорога похожа на лоно, рождающее естество.

Ты знаешь, в тебе столько детского счастья
От сказки такого понятного мира.
А я, бесконечно взрослеющий… Кто я?
Песни, карьера, счета за квартиру.

Это дорога сольётся с песком
Сок источающим сладкий словно
Пляска любви со скрипом кровати,
Сонный ласкающий дом.
Эта дорога похожа на лоно, рождающая естество.

О нет, ты мне скажешь,
О да, ты мне скажешь,
Ты просто мне снова что-нибудь скажешь
И, господи, это важнее всего





ДЕПРЕССИЯ

Черепа серебряно звенят,
И лопаты упираются в молитву –
Чёрную молитву о забвенье.
Нет.

Я кусаю горький мармелад.
Всхлипы поднебесного теченья
Кровь оплачут. Свет
В форме бритвы.

Тяжесть повлажневшего стекла,
Лампы, ткани.
Я себя изношенно ждала,
Вызубрив молитву без названья.

Тело тяжелело и лицо
Делалось безликим,
Острым и зазубренным ребром
Правила молитва

То, как я в себе делила тьму
От рассвета…
От чего меня, я не пойму,
Просто нету?

Без кого меня, я не пойму,
Просто нету?




Ведь если Бог нашёл в себе время создать этот мир, чтобы любить, то дьявол пришёл сюда чтоб надругаться.


***
Машины похожи на яркие слёзы
На чёрных щеках бесконечной дороги,
На ярмарку света, где одновременно
К себе призывают фантомы вселенной
Внимание тех, кто бежит от машин.

В кольце дождевых аплодисментов
Шлёпают шины по чёрному лику.
Дремлют скворцы в деревянных каретах,
Переживая кошачьи ночи.

Я застарелые руны страданий,
Тех, что единожды стали привычкой
Перебираю до безразличья,
Только они мне не отвечают тем же.
Сложнее всего оказалось счастье,
Единственное для чего я.

***
Это сок зелёный бродит –
Молодой, дурной, солёный.
Разум, чувства заглушая,
Это бродит сок зелёный.

В серебре тоски по слову,
Молоке сбежавшей чести
Я лечу в ловушки лести
Сумашедшим птицеловом.


***
Вороны похожи на сгустки запёкшеёся крови, налипшей на ветки.


Отцу

Теперь моя любовь тебя минует.
Кто-то слишком нежный прикоснётся
К моим губам, неприхотливо огрубевшим…
Мне безразлично было, онемевшей,
Как безразлично, как зовётся вор,
Обкраденному дому.
И сладок был неведенья позор
И сладкого всеведенья управа над чувствами
Звучал ночной дозор под окнами,
Когда я запирала живое на
Отеческий замок.
И ничего не теплилось во мне.
Что остаётся после карнавала?
Реальность.
Я с людьми наедине.

***
Ты смотри, что сделал попугай.
Он опять нагадил.
Я только что вытерла
Узор пятиминутной давности
И новая гадость, взгляните,
Готова…
Это не гадость.
Это потребность в любви и заботе.
Ага.
То есть так они выражают
Потребность в любви и заботе.
Добро забудется быстро,
А этого много и, главное
Это всегда под рукой.
Под гузкой.

Да, птичка?

***
Я еду в чёрном тоннеле автобуса
Сердце касается перил
Но они слишком скользкие

Я смотрю в окна
Красиво размывающие ночь.
Окна плачут вместо меня.

Словно бы я без тебя не рождаюсь.





***
Рычаг выплюнул трубку,
Луна в ушах помертвела,
Я распахнула куртку,
Но снять ее - холодно телу.

И ветер, что губы мне гладил,
Хлестнул  по губам угрозой,
Обезоружив розу
Проледью в листопаде.

Липнет к подошвам слякоть,
Трубка мычит капелью.
Ночь начинает плакать,
Солнце вторит метелью.

Души поэтов великих,
Камни, слова, полуптицы.
В стёкла любовь стучится
Зёрнами яблок диких.


***
День дан.
За гранью рая
День.
Дневник изгнанья.
С чугунным грохотом
Раскроется страница,
И высосет с росою пополам
Из бежевого зева медуница
Нектар с костями белыми в корнях.
Как перевал, как переход из праха в прах,
Сквозь суету, в которой нету очищенья.
И пустоту в нелюбящих глазах
Того, кто не поверил, что любовь
Есть бог, и запер бедную в темнице
Своей души. Молитесь за него.
Он недопонимает что творит
Хотя всё время чем-то дико занят.
Мадонна с серебристыми глазами
Отнимет жизнь. И даст.

Но для чего?


Тоска прекрасной дамы

Чем разбудить огонь в любви
Приговорённой к восхожденью.
В рассудке – нежное «не тронь»
Расшатывает притяженье.
Плод зимнего предубежденья
Мы обрываемся с планеты,
Перерождаясь в пустоте.

Но мы хотели теплоты.



***
Привет тебе последняя жестокость
Я знаю, ты меня не убедишь,
Хоть ранишь не смертельно, но глубоко,
Тебя не перепутаю с любовью.

Ведь не она способна убивать.
И не она нас делает проклятьем:
Война с собой в которой благодать
Любви способна проиграть
Опять.

Я затяну, как  рану, эту пропасть.


***
Большое сердце, словно у ребёнка
У Вас, сказал мне кто-то, а потом
Я долго сердце кровью не поила,
Свихнувшейся от вечного желанья
И сжалось обезлюбленное сердце
А после я увидела тебя.
Я жажду, но так больно утолять
Мне жажду эту.
Не спеши, любимый…


***
Как будто бы его душа разбилась, как зеркало тролля и золотые образы попали в глаза и сердца непохожих мужчин. Прекрасное в них не казалось уродством, уродство пряталось в чёрные камни, выпуская на свободу совершенство. И каждый раз я находила – он – это ты. И каждый раз звучала только увертюра – трагическая, дивная, смешная того, что будет, потом но когда?. Где ты моё безграничное счастье? Может быть дело во мне. Лечу, лечу сквозь лабиринты воплощений, лечу насквозь, меняясь так часто. И могла бы я довольствоваться тем, что каждая грань моя совпадает с тем человеком, которого мне подсылает Всевышний. И ведь, боже мой, всего лишь грань – и целая судьба. Я чувствую себя почти титаном…
Но – сердце любит сердце,
Печень – печень, пальцы – пальцы…
Может быть дело только в привычке? Прекрасной привычке стать с кем-то единым. Привычке носить в себе душу, искать себе душу.



2002-2006 Москва