Индекс материала
Другая вода (I)
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9
Страница 10
Страница 11
Все страницы

– Что такое кырл?
– Похмельный ворон петь собрался.
– Богоматерь птичья...



– В тягость мне. Объелся ранних груш. Ко мне тут зачастили.    
Утверждают, что с Венеры.
– Самоубежденье. В конце недельного запоя.
– М-м?..
– Похоже. «Ни капли. Мы – с Венеры. Хватит ига! Ни дня под мухой».
– Может быть… Мы все любовью живы: убеждали каменно, что я...
– С Венеры? Трезвенник? Ну нет… Ты с Сириуса.
– Грубо как… Подглядывали в мозг. Внимали мыс¬лям.
– По сусекам…
– Папарацци!
– Сколько будет нынче комаров – на Венере!..



– Какой же головой ты думал?
– Левой.
– Ясно, не правой... А левой какой?


– Ты мне рад?
– Как прочим.
– Ай! Печально…
– Что?
– Мания величия грызёт.


– Кротость – хлеб Ве-ли-чествен-ности.
– Ясно. Только манию величья нужно пьяным сахаром кормить. Кудри чернобурые ерошить гребешком санда¬ловым, вплетая ленты с колокольцами… Рябину жёлтую, рассыпчатые розы, угольно-прозрачный диа¬мант (рыбку искрохвостую), нугу лакомую, чай¬ные мимозы, сдобные орехи разбросать по плечам, запясть¬ям. Отучить шмыгать носом, цыкать – при¬ручая кланяться, улыбками  гулять…Чтобы все над сердцем берегли и черно кручинились, когда  рядом с вашей тенью не сияет...


– Комплексы, ошибки, настроенья нас ведут.
– Морочат иногда.



День Мира, Милосердия… пойми, настрой наш – это всё.



– Иду, чаруюсь. Наждаком по слуху – ворон. Взле¬тел, как швырнули.
– Ты?
– Попугай… Хрипит – горчица в молоке. Сквозь пару дней – почти мурлыканье, почти что воркованье, клуб¬ника на меду. Закинул взгляд – лохматым, серым клуб¬нем – вешний ворон. Всё дело в настроенье. Контра¬басы, рояли, флейты, арфы, клавесины, валторны, скрипки, горны, бубенцы, гитары, гусли…      
– Дудки – барабаны!
– Мы все немного...


– Толстой Шекспира не любил.
– Горе земное. В каком переводе? Переведи Толстого неказисто на древнеанглийский – Шекспир бы резвил¬ся.
– Толстой театр не любил.
– Угу, а две игрушки написал «Власть тьмы»... серьезную. И «Труп… живой».
– Названье – беспутный ветер в парусах. Не про тебя?
– Зато он зверюшек не ел.
– А Шекспира бы заново, перезатеять… Не так уж там всё в лоб и безнадёжно. Не так всё просто.


– Увидеть в луже красоту земного. В цветке – льняного поля очертанья. Чертами поле светится – цветка. Лужа – алые чернила фонарей…   
– В какие лужи нагляделся?
– Не ревнуйте…




– На свете быть несчастным – скупердяйство и рас¬точительство, подобное злодейству...


Деньги словно воздух: чист, не чист. Задохнулся. Вольный незаметно… Без денег быть несчастным… (отраженье)


– Я не прощу тебя.
– Не суетись. Сам себя прощаю. Безвозмездно.

Реинкарнация? Хоть полная душа. Каждый обретает там, где любит.

– Не любить себя? А в этом что-то ненормальное.
– Согласен.
– Любить себя… Вот – я! Иль не любить?..


– А ты монетку брось.
– Уже бросал. Решка – «Нет», орел – «Вполне воз¬можно». Нет и нет, и нет, и нет, и… «Что же, Боже, издеваешься?» «Конечно» – кто ж монетке ум пред¬почитает...


–  Про меня сказали, как хлестнули. Я слышал вчера.
– Обесточь. Мнения – распущенные пули. Летают быст¬ро, быстро убивают. Меняются столь же легко. Мы – погремушки праздных  разговоров, фольклорные герои зазеркалья. Передавать чужие мненья бес¬по¬лезно: есть взгляд, молчанье, все, что за словами, подобран¬ными часто не бесспорно. Надетыми подчас наперекос. На мысли лёгкие.


– Год зачерпнули в ковш зеркальный. Глоток, и старость подмигнет.  
– Побойся Бога. За мгновенье? В пустое зеркало ковша гляделось вечное…


Не пачкайте духовное пространство – скрипнет на зубах у ваших близких. Ненавистью, ложью, сном, искусством ужаса для ужаса, для боли, крови бесполез¬ной… Обернётся...   


– Скажи, каким богам волочат жертвы, когда сжигают книги?
– Рангом ниже тех, для которых бесятся костры под еретиками.
Богам ли?


Иногда  в себе довольно трудно отличить созвучья разума от бесовского толка.


Мир может безграничностью пугать, но стянется до спичечного грота: по росту стенки деревянные, от серы дыханью тесно в коробке забот, набухших выяснений. Как страшнее?



«Почувствуй вкус, объединивший мир» – реклама сигарет, в протоке века. Мир умерщвляющий…


– Нам не будет сегодня легко. У меня несовпаденье.
– В чём и с чем?
– Содержанья с окруженьем. Сути с внешним. Внеш¬не¬го с нашедшейся одеждой.
– Внутреннего с внутренним. Бывает, внешнее, ныряя глубоко, кажется почти что сердцевиной. Выпусти. Ос¬танется свобода.

Суть, в какую сторону смотреть.

– Тебе не кажется безбожным в христианстве твер¬дить, что Бог – Любовь, и угрожать небесной ка¬рой за невыполненье?
– Не кажется. Тебя поставят в угол, если будешь сла¬дости таскать. А также лгать, ругаться, клеветать, пр嬬любодействовать, таская разный мусор в душе бес¬смертной, мучаясь тоской. Тоска и смерть без¬радост¬ней угла.


Как дети: «Мы не видим, значит – нас»…


Кудри солнечных детишек пахнут зернами пшеницы свежевымоченной. Ах…


– Ты, я вижу, мухи не обидишь.
– А к чему мне муху обижать?


Учти, когда какому-нибудь «зверю» взбредёт меня преследовать в лесу, маниакально буду отбиваться. Я уважаю творческий досуг. Не осуждаю в человеке тени. Но планы, чувства тягостно сыграют в дремучий Тартар только потому, что кто-то искажается? Есть люди-хищники. Исследуйте повадки.


– Посмотри, какой чудесный тортик.
– Я на диете.
– А я так старалось…
– А через час прокатится изжога.
– Но он совсем не жирный. С мармеладом.
– Совсем окочурюсь.
– Ну, ради меня.

(По мелочи. Не худший вариант)





– Счастья на несчастье не построить – твоем; не поз¬воляй же тени всякой играть собой через родных, неблизких…


Радоваться жизни, как весне.


Все преображается любовью. Светлою… Понять в себе, поверить. Чувствуя, увидеть. Расплескать…



Как не перепутаться в себе, как бы не укутаться обманом – обернется бабочкою рана. Слышишь?
Увертюрою с листа-мира затевалась красота.


– Может ли – дело в способности видеть во всем красо¬ту?
– И так. Иначе. И творить.
– А нужно миру сделанное мною?
– Мир всеяден. Ты еще не понял – всколыхнулось… Рождается в стремительном избытке. Клубясь во времени и вне. Изголодавшись в былом непониманье, изловчившись ловить почти что слёту ... Миру нужно многое – насколько не смертельно…


Льдинкою в подтаявшем пломбире грязь хрустит подмёрзшая.


– Представь. Вот я на редкость знаменит. Вполне заслуженно.
– А я не ненормальный – возражать.
– И вот меня забудут. И всё. И смерть, и стыд, и прах, и срам.
– Конечно. Два часа до встречи с незнакомкой ты счастлив был до глупости. И что? Схлестнулись. Не совпало. Разошлись.
– Запой.
– Да-да, о том, что жизнь смешна, о том, что солнце мартовское льется, подкрашивая охристой звездой поблёк¬шие за зиму совершенства; о том, что споты¬кает¬ся рука о кисть и краски, по теплу изжаждав (когда куда важнее удержать меж пальцев проскользнувшее тепло, пока воображение рисует, покачивая ласковый цветок, с ладонью лепестки переплетая, картины много¬слов¬ные)… Мы все цветы в лучах весенней манны. И счаст¬ливы друг друга отпускать, по-новому на встречу расцветая. Запой о том, что жизнь не иссушима в стрем¬ленье обретать и наполняться… Не хочешь быть счастливым? Ну, не надо.
– Хочу… И я, по-моему… Вот-вот…



Что важнее помыслов? Как только свёл себя до пригоршни грошей, призрачного мненья, медных труб – лишись, разочаруйся: ты нигде. Тебе отвратно. Жизнь неутолима, полна всего, пока она живёт. Неутолим и ты. Не умаляйся. Не бойся мимолетного дыханья любого ветерка любых морей. Но не пресле¬дуй в камне ощущений. Не будь навязчив. Дафну скроет лавр. Его ли ты преследовал? Едва ли…


Образ и подобие. За ними образ мысли. Свет воо¬браженья…


Да не убий, не гневайся, не мысли о ближнем как «ничтожестве», «безумце»; мирись, не распыляйся на соблазн и не клянись; и не противься злу, пока воз¬можно; отдавай, дари; люби врагов, их нет, благо¬словляй; люби себя и что себе, другому желай и делай.


…«Бережно лепи». Бог некогда на просьбу человека: «О дай мне счастья, Боже!» – протянул остатки глины: «Вылепи, любезный, что чувствуешь».



Языческую Русь крестили? Как придется. Поняла ли? Не думаю.

«Я меч принес, не мир…». Мне слышится, чуть слышно говорил, со вздохом горестным. Любовь основа мира. Задуманного кем-то.

Ничего дешевле жизни нет и ничего дороже ложных истин.

Проживайте. То, «без чего никак», сильней всего мешает...

Сочиняйте, сотворяйте, воображайте, сейте. Пусть ведёт свободное дыхание любви. Вода и плуг. И радуга в сердцах. И мир прекрасный… невообразимо? Ведь кто-то всё когда-то сочиняет…


...Розовая россыпь детских лилий на ветках. Жёлтая пыльца колдует в лужах малахит, нанизывая кольца зыбкие на срез воды.
Рябина в дымке терпкой. Старая сосна мягко рас¬пус¬кается свечами, млеющими соком. В облаках длинные шагаловские дивы – бирюзой обтрёпанной.
Береза в скрученных стручках неторопливо кисточки вытягивает. Брызги яблони и вишен – по земле матовой от свежести. Мазками крыльев разлетаются в цветах бабочки…
К согревшейся ночи соловьи крадутся голосами, трогая разлившуюся темень, прежде чем раскованно теченьем сквозь теченье времени нырнуть в небо, плоть листвы… телесный звук, плод воображения под сердцем … рядом разыгравшейся весны…  



…Ты видел торговцев библейской нирваной?
Глаза немые. Мысли застеклились. Движенья душ и ра¬зу¬ма на чашке весов аптекарских могли бы умостить¬ся. Во льду страниц замерзли голоса негромких дев, досадливых царей, наложниц вино¬градное дыханье – всё сношено в картонных башмаках по лестницам измен¬чивых секунд. Всё стало тенью солнечной.
Искусство, решившее в искусственном смиренье, гордыни ли, неопытности жизнь огранкой виртуозной приручить, уместится в приглаженном овале. На памятнике о себе самом. Ласкает сердце вольным совершенством зелёный блик стекла. А за стеклом я вижу, где художник притомился рукой, заказом, в сон клонило летний – его, меня, где мысль не удалась. Всецелое уютно впечатлило.

Жизнь хороша и так. Искусство вечно лишь новым светом может оделить, творца земного счастья не лишая: от смерти напитаешься лишь смертью. Бегут по жилам птичьи голоса крылатой кровью. Птицам безразличны мои восторги. Но не мне. Когда сквозь души теплым смехом льется гармония и солнечным дождём круговорот вершит, и примиренье под не¬бесами паруса; кто знает, какие двери вдохновенья ключ попутно находил. Миры какие...   

Вы говорите, что «Конфликт». А я скажу: «Преображенье».



2001г. Екатеринбург фрагмены книги «Другая вода. Мироощущение»