Сердце переступает мягкими лапами.
Сердце хочет достучаться.

Где граница между раздавленным приличием; между безумием и сумасбродством? Мёртвым разором и новизной.

Человечество благодатно; в своей забывчивости. Вере в новизну.
Опасно жаждой новизны и страхом.

Но если новизна реальней крови…

Облако выплеснуто молоком. Зимняя радуга. Белое семя, прозрачное белым злаком оттенков.

Если глухой не слышит дождя… Зрячий ухом музыки не слышит…
Бетховен – изувеченный счастливец.

Что не расслышано пока?..

Рисовый разрез смолистых глаз. Доколь человеком рождается новь, нужно быть предельно осторожным – рождественские травмы – с человеком...

Лес. Я читаю «Варсландию» другу. Последние строчки:

Непрочная лесная тишина
Разнежена любовью и печалью.
Забытая во времени страна,
Где воздух чист, как в первый День Созданья…

Он: «Слышишь, птицы замолчали?» А после с веток таять начинают, соком побежавшим, голоса. И каждый звук, как в первое звучанье. Бездушно думать о Природной глухоте.

Закат пел для тебя? Не сомневаюсь. В столетиях столько ночей. Небо меняется вмиг. Всего лишь выглянуть собой из части часа, счастьем заслезив лицо и душу… Выслушать.

Но как делиться мне, что чувствую и знаю только я? И с кем?.. With Art. Шедевры человечны.

Только небо… Нет ничего совершенней в небрежности к собственному совершенству. Профессиональней, если тоньше.

Восход был моим, как и сердце, сумевшее расслышаться.

Смешенье… Мазок. Прыжок. Покой. Окно начала – continuance…




Любовь плачется храмом, сдавленным  химерами, страстями, липнущими дымом заученных жертв…
Не стройте храм, она останется любовью.