Индекс материала |
---|
Сказки |
Страница 2 |
Страница 3 |
Страница 4 |
Страница 5 |
Все страницы |
Страница 2 из 5
Глаза твои – цвета воды, принимающей небо.
Глаза твои – ангела света, ребенка и бога. Прошу – не смотри на меня так светло, не касайся. Не трогай глазами и даже не мысли об этом. Колотится ветер о старое глупое сердце.
Мне голо и зябко…
А вдруг не смогу дотянуться, увязнув по локти на сером разломе дороги.
Глаза твои – ярче озер, принимающих солнце. Но скроется солнце – что станет? Заглядывать страшно.
Я верить хочу, я боюсь пустотой обмануться.
Глаза твои – глубже воды, принимающей души.
И статься, как прежде, уже ничего не сумеет…
ШАМАН
…Он лежал, закрученный вокруг луча серебристого света, обернувший луч своим животом. Он слабел с каждым вдохом, и на каждый удар тамтама свет обретал беспокойную силу.
Он не помнил, зачем это нужно, но понимал, что иначе быть не может…
…Третий день глаза мои были глазами змей, черепах и жуков.
Третью ночь в костях моих жила сырость. Ночь усеченной луны выслушивал я больное сердце земли, стучавшее страшно, еще тяжелее, чем прежде, наполнявшее звуком звериную кожу тамтамов, осязаемым громом готовых дать трещину небу.
Они меня обрекли. Они так уверены в этом. Они зашли третьего дня, истекающим влагою утром, когда я сидел на сбитом полу, побуждая тепло и желание алого счастья. Не прерывая, они поло¬жили два голубиных яйца и два диаманта размером с яйцо голубицы. Диаманты оправят в корону и будут заброшены в топь. Дурацкий обряд для таких скупердяев. Сколько разбитых голов стало хижиной рыб и покровом ушедших в песчаное лоно сокровищ.
Они меня обрекли… Теперь мне выберут женщину. Я должен быть верен этому кусту волос и слизи, этому безмозглому мясу. Она непременно окажется шлюхой. Ведь главное – широкие бедра и чтобы она была шлюхой. Женщину, принадлежавшую многим, получавшую плату за наслажденья, не жаль убивать. Их утробы, заставшие меня, их избранника, их шамана, на волос от алого взрыва, теперь окончательно убеждены во всеоткупающей власти земных наслаждений. Но сначала она породит.
Я стану шаманом. Я был им всегда.
И рот мой затянут отваром землистой коры и вяжущим зельем обрубленных веток анчара. Я жив, потому что давно уже умер, и умер с лихвою. И руки мои были стянуты толстой веревкой, и сложены кисти лопатками злых насекомых. И ноги молчат, не желая куда-то идти.
Я стал частью суши, жары, перегноя, тропической дряни, ожалившей сетку подобно воздушным пираньям.
Они меня обрекли. Они так уверены в этом. Они зашли третьего дня, истекающим влагою утром, когда я сидел на сбитом полу, побуждая тепло и желание алого счастья. Не прерывая, они поло¬жили два голубиных яйца и два диаманта размером с яйцо голубицы. Диаманты оправят в корону и будут заброшены в топь. Дурацкий обряд для таких скупердяев. Сколько разбитых голов стало хижиной рыб и покровом ушедших в песчаное лоно сокровищ.
Они меня обрекли… Теперь мне выберут женщину. Я должен быть верен этому кусту волос и слизи, этому безмозглому мясу. Она непременно окажется шлюхой. Ведь главное – широкие бедра и чтобы она была шлюхой. Женщину, принадлежавшую многим, получавшую плату за наслажденья, не жаль убивать. Их утробы, заставшие меня, их избранника, их шамана, на волос от алого взрыва, теперь окончательно убеждены во всеоткупающей власти земных наслаждений. Но сначала она породит.
Я стану шаманом. Я был им всегда.
И рот мой затянут отваром землистой коры и вяжущим зельем обрубленных веток анчара. Я жив, потому что давно уже умер, и умер с лихвою. И руки мои были стянуты толстой веревкой, и сложены кисти лопатками злых насекомых. И ноги молчат, не желая куда-то идти.
Я стал частью суши, жары, перегноя, тропической дряни, ожалившей сетку подобно воздушным пираньям. Я спал, я не думал, а значит, не мог отказаться.
И губы мои почернели, черствея от жертвенной крови, от пены наркотика, черной и пористой пены.
Но скоро, облизанный сотнями сохнущих десен, я стану свободен.
Иллюзии станут дорогой.
Я их поведу по дороге, обратной свободе. И в этом проклятье и вечная служба Шамана, закрывшего стержень луча опадающим телом, закрывшим от ждущего мира безликого Бога.
Веками, веками за сотни всемирных потопов шаманы постигли любовь и спокойную мудрость. Нас двое: мой дед – это я, мы всегда умирали за час до того, как зачнет толстобедрая шлюха. И мы возрождались кусочком алеющей плоти.
Мы даже не помним, кто вышел и выдуман раньше.
Мы видели все, никого не пытаясь унизить.
Мы дали возможность гадать, контролируя судьбы.
Мы не дали главного – веру в свою простоту. В естественность.
Мы существуем в обрядах и нормах. Мы их привязали друг к другу. Мы – объединили. И те, кто решил бунтовать, были созваны бунтом, навек убежденные в силе всеобщих стремлений. Лишь тех, кто желал одиночества, били камнями, проклятьями, палками, страхом, что будет иначе. Чем было.
Вожди и пророки не слишком опасны. Они слишком много кричали и мало мечтали, как будто есть что-
то важнее подводных течений. Важнее души, обретающей смысл нетленный. Меняющей краску, движение, смех, оперенье. Нам мысли опасны на время, пока их читают. Забытые быстро в чужом, осязаемом мире. И только одно помешает всевластью шамана.
Мы будем утрачены в мире святых одиночек, живущих без видимых жертв и великих усилий, скрепленных друг с другом одною великой свободой.
Тогда мы вернемся домой и поселимся в скалах.
И будем, болтая ногами с изнеженной кожей, сидеть над обрывом, глотая вишневую мякоть, как кислую память о времени, полном сомнений,
ранетки, помятые
первым осенним морозом,
зеленые яблоки,
спелые талые груши.
Касаться словами когда-то увиденных женщин…
И время сбивая, глядеть на чудесное небо.
Нам ветер, наморщивший лужам прозрачные лбы, нам ветер, смешавший с водою свое отраженье, напомнит о жизни в долинах…
…Мы будем, болтая ногами, сидеть над бездонным обрывом и слушать, как бьются часами вишневые кости до той половинки кипящего жизнями шара.
Мы будем смотреть на ВОСХОД.