Индекс материала
Аритмия
Страница 2
Страница 3
Все страницы

АРИТМИЯ

ПОЭМА

– Почему так темно?
– Потому что тебя ещё нет.
– Как же нет, если мне темно…
– Оттого, что тебя никто не видит.
– Так дайте мне имя.
– Бери. Только запомнить легче, чем разглядеть.
Представляешь ушедшие эпохи, как разные по температуре слои воды в невероятном аквариуме, и плаваешь, ощущая лишь тепло и запах начала двадцатого столетия... Люди жестоки и ранимы, сдержанны и экзальтированны... Вот-вот собьется ртуть привычного мира, и подступит великий туман...
Кто опрокинул часы?
Кто выпустил наше время?
Мы никак не можем
С ним совпасть…
Реинкарнация души,
Перерождение столетий.
Уносит мячики река.
За ними, глупые, спешим,
Как заигравшиеся дети,
Старея в тщетных попыхах…
Нельзя войти в одно течение дважды, но, проводив все смытое водой, все слитое, разбавленное ею, по сути, что для нас и сочиняет великую иллюзию реки, мы помним, где обжег бегущий холод, течение стало теплым молоком, где под ногами ил, коряги, галька и ждет раскрытый рот водоворота.
А под рекой – еще одна река, без отражений, грязи, без иллюзий. О ней мы знаем лишь по родникам.
Детство выклевывает старости
Благородные седины.
Нам остается только стараться
Верить, что Бог – триединый.
Камни горы Елеонской,
Блаженная мать
Гефсиманского сада, –
Такими же били блудниц,
И такие же были отрадой
Детей, убивающих птиц.
Камень – бессмыслен.
Бессмысленно все,
Что питает бездушное тело, –
Духом творимы смыслы, слова...
Слова сотни лет
Прозябают без дела...
Раньше, покорная слову,
Стелилась трава;
Раньше, покорная вере,
Вода каменела.
Течек сосновых округлые хлопья
Зальет океан;
Мы подрастем, поглупеем
И горло друг другу порежем
За раздробленного Бога,
Презренный металл,
Женщин, во все времена
Одинаково нежных
С теми, кто нож из кармана
Быстрее достал.
Мы преуспели в борьбе
За престолы и стулья,
Как преуспели в болезнях,
Отравах, судах.
Каждому – свой монастырь,
Но копается страх
Червем в гниющем зерне
Под эмалью сосуда.
Стада, колонии, обществ
Сиамская близость.
Развоплощенье страшней
Заедающей скуки?
Кровосмешенье грешней
Развороченных душ?
В бане высоких теорий
Вонючая низость,
С дела вернувшись,
Царапает ржавые руки...
Нам высота не заложит
Мохнатые уши.
Щеки надув, ты не вычернишь
Вечное детство –
Детство твое деградирует
Только в морщины.
Изобретать колесо –
Неземное блаженство
Для дикаря, обезьяны,
Сизифа, Адама,
Воина, пахаря,
Смерти с руками мужчины.
В театре картонном,
Оклеенном пестрой рекламой,
В венах, похожих на марлю,
В заживших просветах
Гонит наркотик
Иллюзию кайфа из клеток...
Рано ли, поздно ли, армия
Бравых скелетов
Нас наконец-то засыплет
Своими камнями.
Все, что останется, –
Летопись детских секретов,
Судеб и лиц,
Похороненных под именами.
Нет никого домовитей
Войны-самозванки:
Юркие пчелы –
Над сотами
Трудятся пули,
Меда гречишного слаще
Взойдет виноградник.
Мерным жужжанием
Тесно заполнятся ульи.
Нет ничего целомудренней
Смерти-весталки.
Ноев ковчег не растянет
Слезливая жалость.
Можно, конечно,
Построить… “Титаник” –
Но смысл?
Это ж не жарить блины,
Неудавшийся опыт
Псом шелудивым вернется.
…Я лучше останусь.
Мир – обезьянник,
Какой там театр – контора,
Где раздают одеяла,
Табак и бананы.
Крысы под креслом
Поджавшего ноги суфлера,
В рупор орущего что-то там
На иностранном.
В обществе злых дураков
Очень мало пространства,
В обществе добрых глупцов
Очень много иллюзий.
Сыпятся клубни грехов
На задернутый кузов
Века щемящей усталости
Непостоянства...

  

 

Бог, не хватает горячей
Ячменной похлебки,
Дров и любви
Для замерзших над словом
Поэтов.
Лузгают сплетни
Оплывшие рыхлые тетки,
В ломаных позах героев
Античных комедий
Вытянет нас к многоточью
Течением ветра.
Это игра?
Поделитесь колодою правил, –
Мы разберемся,
Берите спасенье залогом,
Кто, для чего и насколько
Тебе предоставил
Это томленье над тем,
Что на редкость не ново.
Кости метафор
Бессонная ночь разминает;
Потные люди ведут на
Чужие расстрелы
Духа и прелого времени
Аристократов,
В туфлях домашних
Ступающих так неумело.
Слово “бездарность”
Не хуже любого другого –
Не зашельмит, перемазав
Навозом ворота.
Только одно –
Подступает чернильная рвота.
Непониманье страшнее
Кондовых страшилок,
Вооруженное самоостервенением,
Вооруженное смыслом
Физической силы
От большинства расторопных
Разумных растений…
…Только откуда во мне столько
Горького ила?..
Мажьте привычки
На белые сдобные булки,
Тело – не храм, не кабак, –
Придорожная кухня.
Рано ли, поздно ли
Кончатся эти прогулки…
Башня Пизанская
Тоже когда-нибудь рухнет.
В окна суются глаза
И пустые вопросы.
Как объяснить, что дела
Не бывают “нормально”:
Новый костюм,
Дорожающие папиросы
Скажут не больше тягучего
“Многострадальный”.
Хлеба и зрелищ!
Ну, ладно, хоть хлеба,
Хоть зрелищ...
Только таких,
Чтобы за водянистые жабры
Вздернули, вытряхнув
Быта звенящую мелочь,
Как из постели колотят
Раскрошенный завтрак.
Эй, человек,
Охлажденной воды и опилок, –
Разные вещи
Творятся на наших аренах...
Фотографический,
Светом расписанный снимок:
Кто-то над кем-то
На согнутых, сбитых коленях.
Зеркала пропасть:
Стекло, серебро, освещенье,
Дымка кулис,
Равнодушная вертится лопасть…
Вечен эффект отстраненья,
Эффект вытесненья…
Сумрак уклада,
Противившийся попрошайству
Новых идей и манер,
Как делению веры.
Русская щедрость
Подобна была разгильдяйству,
Русской загадкой была
Золотая блаженность.
…Жизнь в зеркалах,
Ослепленных пасхальным закатом,
Ночи затмений,
Отрава на коже и шелке,
Боль озарений,
Нирвана безумных и кротких –
Сны кокаина
На мясе земных наслаждений,
Зверь и Спаситель,
Злодейство и выживший Гений;
Светочи мысли
И в уксусе теплые плетки,
Крылья лопаток,
Обтянутых серой чахоткой,
Черный Пьеро
В кружевных ароматных колодках;
Века виньетка на дне
Перевернутой лодки…
Кукла из воска, –
Иголки твое оперенье.
Хватит рефлексий
И суицидальных истерик,
Хватит дуэтов
За небо в запретных алмазах!
…Желтая накипь глотает
Исхоженный берег,
На корабли загоняют
Чума и проказа…
…Вырубят все,
То, что вырастет, – станет горбатым...
Груши на вишнях...
Слюнявый патолог – ботаник...
Лысые дети...
Сортирной бумагой зарплата...
Дивный гротеск...
А трагедия века – “Титаник”,
Ной многомудрый…
Консервы,
Сплошные консервы,
Мытые щеки
Довольного прибылью Хама.
Нервы враздрызг…
Пожелание – выползти первым.
Выпала мама,
Домывшая скользкую раму.
Мы не рабы!
Мы смышленые шустрые рыбы.
Все переменится,
Только не эти горбы,
Как оказалось.

 

Событие – выброс пружины,
Все остальное
Зависит от странного дара Мысленной плотью
Наполнить стекляшки рефлексий,
Все остальное –
В сердечных невольных
Ударах.
Недорожденные судьбы
Шуршат сквозняками –
Вас не приемлют
Ни мойры, ни парки, ни волны,
Берег слизливый
Густой, заторможенной Леты
Слизью слоящие...
Разве голодные волки
Слипшимся брюхом
Прочувствуют в вас Человека.
Белый Пьеро доиграет
На лаковой скрипке
Танец веселья и счастья
На празднике в гетто.
Черный Пьеро размозжит
О стальную калитку
Струнную птицу –
Поджарить говяжьи котлеты.
(...Сентиментально) –
Болеют замерзшие дети.

Можешь творить что угодно
Своими ночами,
Ночь – полоса произвола
Томимого духа,
Только должна оставаться
Она за словами.
Дня прорастает
Сквозь стены ослиное ухо.
Коммуникабельность требует
Новую жертву –
Легкий, послушный,
Погрязший в удобствах калека.
Как ни противно,
Ищите в себе человека.
От одиночества
Может спасти малодушье,
Хвойная ванна,
С ладони клюющая птица...
Только в какой-то момент
Наплывает удушье
Майской грозы,
Что никак не умеет пролиться.
Нет одиночества,
Кажется, есть одинокость,
Юной природы
Горчайшее из откровений –
Что-то конечно,
И смысл теряет жестокость:
Каждому каждый –
Картинка, слуга, впечатленье...
...Ноет запястье –
Близка перемена погоды.
В парках, чихая от сырости
Влажных рассветов,
Дворники гонят в костер
Шелестящую паству.
Меньше предметов –
Светлей перспектива
Пространства.
Ты не спеши,
Ты успеешь,
Ты все оправдаешь,
Сбудется то,
Что должно разрешиться с тобою.
Выпадут дни, о которых
Ты только мечтаешь,
Но не спеши…
Что зовется твоею Судьбою,
Кончится сразу,
Как только ее исчерпаешь.

…Морок, огни, миражи
Над песком и болотом –
Девять на тридцать…
…Расплещется
Поздняя осень,
Роза подарит рассвету
Последний румянец,
Новой резиной украсят
Потертые оси,
В общей овации
Приостановится танец
В красочном,
Бронзовом,
Каменном
Полупоклоне,
В памяти ног и ладоней,
Согретых шлепками.
Для поколения Некст
Мы друг друга оставим.
Ладно?
Ладно?.. В прокуренных легких
Молекулы вздохов
Бруно, Сократа, Шекспира,
Есенина, Блока.
Духи всесильных
В окрашенных солнцем порфирах
Реинкарнации жернов пока еще крутят.
Нас ни за что не осудит
Другая эпоха,
Если для нас же самих
Никогда не наступит…
Имя твое –
Это в буквы сошедшая ночь
Жизни, впустившей
Достаточно много пространства,
Старой и строгой судьбы
Благонравная дочь,
Милая прочим
Библейским своим постоянством.
Все, что бросалось
В смиренную кротость ее, –
Только лишь это
По сути и чести осталось.
Знак уважения к имени –
Имя твое.
Знаешь, намного ли большее,
Чем безымянность.